Жизни Анны. Мистический роман - Максим Яковенко

– Отпусти! Отпусти меня, сволочь! Аа-а-а-а!

Моя голова, мои волосы, он вырвал их с корнем… и, кажется, вывернул руку… мне бы сейчас гранату, я бы их всех тут… Как же голова раскалывается, как все болит…

– Diese jüdische Hure muss in die Gaskammer geschickt werden.10

– Der Zug ist gerade abgefahren11, – отрапортовал некто офицеру.

О чем это они… Может, меня отпустят? Вряд ли… Они же фашисты…

Так много листьев вокруг, некому вымести двор. Только старый дуб еще не опал. Видимо, не видать мне весны…

Кажется, это…

– Я прошу вас…

– Не-е-е-е-ет!

Анна вскочила с постели.

Франк слегка заерзал под одеялом, продолжал спать.

Взмокшая от пота Анна побрела в полусонном бреду на кухню.

– Все как на сеансе гипноза. Один в один. Вот если бы была граната. Может быть, мне стоило идти в партизаны? Зачем я осталась в Новгороде, глупая… Зачем? – разговаривала Анна сама с собой.

Голова раскалывалась, правая рука онемела. В левом виске стучал пульс. В том самом месте, куда выстрелил эсесовец. Руки дрожали, в шкафчиках ни одной таблетки цитрамона, ничего от головной боли.

– Почему все это происходит со мной? За что?

Анна не сразу сообразила, что последние слова были сказаны не просто громко – это был крик, выброс из глубины наружу всей накопившейся боли, что хранилась в душе со времен далекой осени 1941 года.

– Анна, это ты? Что с тобой?

Франк проснулся.

«Что ему от меня нужно? Ему было мало?»

В голове у Анны происходило нечто похожее на раздвоение личности. Нынешняя Анна, с трудом осознающая, что происходит, и сознание предыдущего воплощения – Лиза, переживающая насильственную смерть. Две личности спутались в один клубок, создавая сложные нейронные связи.

– Все нормально. Я проснулась… Спи.

– Ты, кажется, кричать?

– Нет. Спи, – большего ни Анна, ни Лиза не могли ответить Франку.

Часы показывали четыре часа утра. Спать не хотелось. Сон пропал, да и ложиться в одну постель, под одно одеяло с немцем более не представлялось возможным.

Сев на пол у батареи, укрывшись тонким пледом, Анна прокручивала в голове все, что с ней стряслось за сутки.

Поход к доктору на сеанс регрессивного гипноза, погружение в воспоминания своей прошлой жизни, испытание ужаса смерти, шатание по городу в дождь со снегом, промоченные ноги, кажется, из-за этого заболело горло… Ужин с Франком, разговор ни о чем. А что, собственно, с Франком?.. Ах, да, он убил меня… выстрелил в висок… Как же раскалывается голова…

Анна зашла в ванную умыться. Левый висок продолжал болеть и пульсировать. Холодная вода немного успокоила боль и вернула к тревожной реальности настоящего момента.

В семь утра Франк пришел на кухню. Выпив стакан воды, без завтрака побежал в универ. Опаздывал.

– Я так плохо спал.

– Вообще не спала.

Весь разговор за утро.

Когда человеку нечего сказать, наступает страшный момент осознания, что прежние чувства прошли, а на их место приходит пустота. Ничего не рождается в уме, все либо уже сказано, либо сделано. Остается только молчание, громкое и говорящее о многом молчание.

Франк сделал свое. Он убил Анну. И это случилось не десятилетия назад в далеком 1941-м году, а вчера, во время регрессии, и это повторилось ночью, три часа назад во сне. Да и сном это было трудно назвать, больше напоминало видение или даже глубокое, детализированное воспоминание. Картины сна один в один повторяли увиденное в ходе сеанса регрессии: те же самые поступки, мысли, слова, ощущение своего, но по-иному выглядевшего тела, боль и ненависть в минуты насилия, желтые листья во дворе библиотеки, звук выстрела… смерть… туннель.

«Нужно собираться на пары. К счастью, нет первой. Сегодня же немецкий язык… чертов немецкий, – начав одеваться, Анна вспомнила, – а еще лекция Франка по истории языка, я ведь обещала его записать на видео. Вот черт».

Экран смартфона мигал сообщениями от Маши. Подруга не на шутку разволновалась и оставила более двадцати сообщений, в том числе голосовых и еще каких-то картинок с котиками штук пять. Анна ничего не стала слушать.

«Маша, со мной все в порядке. Доброе утро. Встретимся на парах», – напечатала Анна одним пальцем левой руки.

Но к сообщениям от Кирилла Анна проявила большее внимание.

«Добро пожаловать в свою прошлую жизнь!»

«Мы все умирали уже много раз. Умрем и еще)))».

«Угощаю латте с кокосовым сиропом сегодня».

Специфический юмор Кирилла обычно вызывал у Анны улыбку, но не в этот раз. Однако предложение встретиться за чашкой ее любимого латте не могло не порадовать, особенно сегодня.

Причесав и собрав волосы на затылке в пучок, сделав обводку глаз черным карандашом и накрасив губы светло-малиновой помадой, Анна была готова идти в универ.

«Получилось не очень, ну и ладно. Жить можно, наверное…»

В середине декабря утро в Питере начинается медленно, незаметно переходит в вечер и длинную ночь. Дню места на циферблате часов не остается. Солнце отсутствует всю зиму: три месяца бесконечных вечерних сумерек, давящих на голову и нервную систему.

Анна спешила на пары. Стоило пройти Дворцовый мост и затем еще пять, максимум десять минут привычным шагом, но покрытые тонким липким слоем снега тротуары замедляли движение. Тусклый свет фонарей не давал подсказки, куда лучше ступить, чтобы не упасть. На середине моста стало понятно – на пару она уже опоздала.

«Не страшно, у меня по немецкой лексике и так все хорошо по баллам», – нашла себе оправдание и пошла в читальный зал готовиться к следующей паре по английскому, отписываясь по Вотсапу Маше.

Подруги встретились на перемене перед лекцией Франка по истории немецкого.

– Наконец-то. Я тебя везде ищу! – Маша обняла Анну в знак приветствия, что, однако, было для нее совсем не типично. – Как ты себя чувствуешь после гипноза?

– Нормально.

– По тебе не скажешь.

Анна вздрогнула.

– А что со мной не так?

– У тебя глаза напуганные. И сама ты какая-то несобранная.

– Происходит что-то странное, Маша.